В небольшом узбекском кишлаке играли свадьбу. По улицам разносились торжественные звуки карная и сурная, мелодии песен, ритмичная дробь домбры. Гости весело переговаривались, разливая ароматный щербет, танцовщицы кружились в обворожительном танце, певцы с глубоким чувством пели о любви и верности. Все было так, как бывает на всех свадьбах. Вот только жених вызывал не восхищение, а жалость.
Умар сидел отрешенным и печальным, будто все происходящее не имело к нему никакого отношения. Взгляд его стеклянных глаз пугал невесту. Она нежно гладила его руку, ласково заглядывала ему в глаза, но он продолжал быть безучастным.
— Малика, если бы я мог вернуть время назад… Почему, за что так наказал меня Аллах?..
Умар понимал, что он должен был отменить эту свадьбу, но он дал слово Наргизе, были приглашены гости, заготовлены все продукты…
В другом конце кишлака, в доме Сапар-ака, поселилось горе. Оно угадывалось по неуютной тишине, в полушепоте соседок, по опущенным глазам хозяев, по неухоженному саду. Низко согнувшись, как под тяжелой ношей, Сапар ака сидел прямо на земле, по–турецки поджав ноги, смотрел в одну точку и думал, думал, думал…
— Доченька, почему не подумала о своем бедном отце? Не пожалела меня… Как мне жить дальше? — шептал Сапар-ака.
Его старшая дочь тихо прислонилась к его плечу и как могла успокаивала. Он продолжал горестно качать головой и медленно прошептал: «О, Аллах! Чем мы тебя прогневили? Почему моя радость, моя кровиночка ушла от нас?»
…Семью Сапара знали и уважали все в кишлаке. Жила она бедно, но достойно и дружно. Пять лет тому назад при родах умерла его жена. Малыш прожил всего месяц. Маленький могильный холмик вырос рядом с материнским. Тяжело переживал Сапар обрушившееся на него горе. Забывался лишь в работе да в заботах о детях. А работал он поливальщиком хлопка, за ростками которых ухаживал, как за малыми детьми.
Среди детей Сапара все непременно выделяли Наргизу. Она славилась чуткостью, душевной щедростью, веселым нравом. Ей было уже 17 лет. В этом возрасте девочка расцвела, как нежный бутон розы. Черные глаза, словно спелые вишни, озорно блестели на белоснежном лице. На щеках от смущения загорался яркий румянец, в печальной задумчивости соединялись на переносице черные брови, ослепительная улыбка обнажала ровный ряд перламутровых зубов. Она очень любила улыбаться. От ее улыбки становилось светло и радостно вокруг. Наргиза очень любила петь и часто выступала перед сельчанами. Красивый, задушевный, чистый голос покорял слушателя!
С большой охотой посещала Наргиза кружок вокального пения в доме культуры, который вел Умар, недавно вернувшийся из армии. Красивый юноша взволновал сердце Наргизы, и она все чаще думала о нем. Не сразу поняла, что к ней пришла любовь. Светлая и большая…
Ей хотелось остаться с ним наедине и рассказать ему о своих чувствах, но она не решалась, считая, что это некрасиво со стороны девушки. Часто ночами мысленно разговаривала с ним, прося звезды рассказать Умару о ее любви. Но он ничего не замечал. Ему нравилось прилежание ученицы, он с удовольствием учил ее секретам вокального пения, посмеивался над ее смущением. Не более.
Однажды он предложил Наргизе спеть песню «Мама» на концерте, посвященном празднику 8 Марта.
— Извини, Наргиза, я знаю тебе будет очень тяжело петь эту песню, но лучше тебя никто не споет. Пусть она будет посвящена памяти твоей мамы, — попросил Умар. Она согласилась. Когда пела, женщины, сидящие в зале, тихо плакали, незаметно смахивая непрошенные слезы. Допеть песню до конца Наргиза не смогла.
Умар отыскал ее в углу комнаты, где, сжавшись в комочек, она плакала, приговаривала всхлипывая: «Мамочка, милая! Как я по тебе скучаю, родная!» Умар неожиданно обнял ее хрупкие плечи, молча погладил ее волосы. Наргиза затихла, прижалась к нему, и ей стало вдруг очень спокойно и хорошо. Она поняла — какое доброе и чуткое сердце у Умара.
— Прости. Ты больше никогда не будешь петь грустные песни. Говорил он, вытирая ей, как маленькой, платочком слезы. — Я хочу, чтобы ты всегда улыбалась. А сейчас улыбнись, вытри слезки… Вот молодец!
С этого дня они стали дружить. Она рассказывала ему о всех событиях в школе, он давал ей советы, помогал решать трудные задачи, искренне интересовался ее учебой. Умар очень хотел, чтобы она поступила в институт культуры.
Умар и предположить не мог, что эта девушка, открытая и доверчивая, так умело скрывает свою любовь к нему. Да он и не думал о Наргизе. У него была любимая девушка.
Однажды Умар сказал: «Наргиза, скоро у меня будет свадьба, я женюсь!» Сказал и не заметил, как побледнела Наргиза. «И я очень хочу,- продолжал он,- чтобы ты пела у нас на свадьбе! Этого хочет и моя невеста, Малика. Ты выполнишь нашу просьбу?»
«Да… конечно…», — растерянно, шепотом ответила она. Низко опустив голову, она быстрыми шагами пошла по коридору. Умар, ничего не понимая, с удивлением смотрел вслед.
На последнем уроке истории Наргиза сидела совершенно безучастной ко всему; она была погружена в свои мысли. Вот она достала листок бумаги, внимательно перечитала написанное. Закусила губу, засмотрелась в окно. Розовые цветочки персиков невольно заставляли любоваться собой, весело щебетали птицы, но Наргизе было очень грустно. Она будто потеряла что-то дорогое, заветное. Смешной воробышек прыгнул на окошко, забавно закрутил своей головкой и, поняв, что до него никому нет дела, деловито принялся чистить перышки. «Эх, ты, глупый воробышек, — с нежной грустью подумала Наргиза. – Не знаешь, как тяжело мне… Мой любимый женится!»
Она чуть улыбнулась, аккуратно вытерла выкатившуюся слезу.
— Нишанова, ты почему не слушаешь урок? Я в третий раз вызываю тебя к доске, а ты витаешь где- то в облаках. Учитель неодобрительно покачал головой. Наргиза ловко положила листочек в книгу и пошла к доске. Урок она знала, ответила отлично. Но ее это не радовало. Урок закончился. Наргиза собрала учебники и направилась к двери.
Вдруг она услышала за спиной смешок. Обернулась. Парни и девушки, сгрудившись в кучу, что-то, смеясь, читали. «Наверное, опять «Спид-инфо», — подумала Наргиза и захлопнула дверь.
На следующий день, только войдя в класс, почувствовала, что на нее все смотрят с нескрываемым интересом.
-Неужели что-нибудь почувствовали? – с тревогой подумала Наргиза.
Начался урок. Вдруг в класс вошла Перуза Абитовна, завуч школы по воспитательной работе, и попросила Наргизу пройти в кабинет директора.
Директор школы, Карим Саидкулович, строго посмотрел на Наргизу, а завуч нервно отодвинула стул и села, презрительно поджав губы и всем своим видом показывая свое недовольство. Бедное сердечко Наргизы тревожно забилось, стало трудно дышать, глаза наполнились слезами.
— Как ты могла допустить такое? Ведь ты разрушаешь счастье молодых! Где твой стыд, где твоя девичья гордость и честь? — переходя на крик, бросал, как камни, слова Карим Саидкулович.
Наргиза закрыла лицо руками, будто защищаясь от удара. Париза Абитовна едко подхватила его слова и продолжила:
— Конечно, матери нет, отец день и ночь горбится на поле, а она… развратничает!
— О чем вы говорите? Я ничего не понимаю! — вскрикнула изумленная Наргиза.
— Вот твое письмо Умару! – и директор, грязно выругавшись, брезгливо потряс в воздухе, а потом бросил на стол ею написанные листки. – Вот они твои признания! Хоть бы постыдилась…
Наргиза все поняла. Письмо, ее письмо к Умару, каким-то образом оказалось у директора. Ах, ну, конечно, после того злополучного урока истории все гурьбой читали ее письмо. Читали… и смеялись! (Когда Наргиза пошла отвечать к доске, письмо было в учебнике, а Замира вынула его и дала читать всему классу…)
Сердечко Наргизы затрепыхалось в груди, она стала задыхаться, по лицу пошли красные пятна.
— Отдайте, слышите, отдайте письмо! — хрипло прошептала она, и слезы градом хлынули из глаз.
— Пошла вон, дрянь! – с отвращением сказал директор.
Она шла по школьному коридору, как во сне. Надо войти в класс, а ноги не слушаются, стали как ватные.
— Надо взять себя в руки. Ведь я никому плохого не сделала. Как они могут быть такими жестокими и злыми? – подумала Наргиза, потом поправила складочки на фартуке, достала маленькое зеркальце, вытерла слезы и вошла в класс. Стояла мертвая тишина. И вдруг:
«Милый, я люблю тебя! Ха-ха-ха! Я тебя никогда не забуду! Ха-ха-ха!».
Смех заполнил всю комнату. Наргиза стояла, закрыв лицо руками и ей казалось, что в нее летят комья грязи. Она выбежала из класса.
Старшая сестра с удивлением встретила во дворе дома раскрасневшуюся Наргизу.
— Я забыла… тетрадь, — растерянно пробормотала она.
Рано ушла в дом, а через минуту – другую услышала душераздирающий крик.
«Что-то с Наргизой», — подумала сестра и стремглав выскочила во двор. Она увидела факел человеческого роста, который метался из стороны в сторону. Раъно страшно закричала, схватила с топчана одеяло и бросилась за столбом пламени.
Горящая Наргиза выбежала на улицу: «Помогите! Помогите!» — кричала бегущая за ней Раъно. Выбежали соседи и, наконец, Исмату удалось настичь Наргизу и набросить на нее одеяло. Быстро соорудив что-то вроде носилок, мужчины понесли Наргизу в больницу. Она слабо стонала, бессильно повисла обожженная рука…
Убитого горем отца встретил врач Мамат Ганиевич.
— Накиньте халат, — предложил он, — и пройдите в палату.
— Доктор, как она? Она будет жить? – спрашивал отец, с надеждой заглядывая в глаза врача.
— Состояние ее крайне тяжелое. Постарайтесь ее не расстраивать, ни о чем не расспрашивайте, – посоветовал доктор. Сапар-ака робко переступил порог палаты, остро пахнувшей лекарствами. Он увидел свою дочь, покрытую белой простыней, ее пересохшие губы, искаженные болью.
— Кызым! Дочка! – слова застряли комом в горле, слезы потекли из глаз. Он упал на колени, положив голову на край кровати.
— Папа, мне больно…- тихо прошептала Наргиза. Мне очень больно.
Гримаса боли исказила ее красивое лицо. Подошла медсестра, сделала укол, врач поспешил увести Сапар-ака прочь.
В кишлаке только и говорили о случившемся. Удивлялись, что серьезная и сдержанная в поступках девушка пошла на такой ужасный шаг. Что заставило ее облить себя соляркой и чиркнуть спичкой? Пересудов было много. Виноватых — тоже.
… В кабинет директора школы решительно и смело зашел Умар.
«Отдайте письмо!» — глухо выдавил из себя Умар. Карим Саидкулович суетливо расшвырял бумаги и дрожащей рукой протянул листок, исписанный рукой Наргизы.
Он с волнением читал первое и последнее письмо Наргизы, сидя под цветущими персиками. Было тихо. «Милый, может быть, я и не решусь отдать тебе это письмо, но я пишу его, потому что чувства переполняют меня… Умар, я люблю тебя. А ты об этом даже не знаешь… Так хочу, чтобы ты поцеловал меня… Какой же вкус у поцелуя? Умар, я хочу видеть тебя счастливым, ведь ты такой хороший, добрый, умный! Жалею, что не родилась раньше, ты обязательно полюбил бы меня. А теперь ты женишься! Будь счастлив. Я буду хранить любовь к тебе долго, никогда не забуду тебя! А помнишь, однажды ты обнял меня…»
На этом письмо обрывалось. Умар бережно сложил его и положил во внутренний карман пиджака. Он крепко стиснул зубы, обхватил голову руками, тихо застонал, покачиваясь из стороны в сторону. Чем он мог помочь Наргизе теперь?
Умар не заметил, как дошел до крыльца больницы. Открывая дверь, обратил внимание, что больные во дворе и медсестры с особым интересом наблюдают за ним. Врач без слов проводил его в палату. Умар заметно волновался. Как только он подошел к кровати, Наргиза открыла глаза и чуть слышно прошептала: «Свадьба должна состояться… Обещай!» «Обещаю…», — не вникая в смысл, почти машинально ответил Умар. Она тяжело дышала, было видно, как тяжелы ее страдания.
— Зачем ты это сделала, Наргиза? – невольно вырвался у него вопрос, который мучил его и который не следовало задавать сейчас…
— Как много злых людей…Не хочу жить среди них, хочу к маме!» — прошептала она, и на губах появилась тихая улыбка, а из прекрасных глаз выкатились слезы, медленно сползая по ее обожженным щекам. Врач тронул Умара за плечо – пора уходить
— Прощай, Наргиза! — с дрожью в голосе произнес он.
Умар почти бежал по длинному коридору больницы, никого и ничего не замечая. Трудно дышать. Он рванул ворот рубахи, подошел к большому дереву, и что есть силы ударил по стволу, вкладывая в этот удар всю боль души.
— Люди! Почему вы так жестоки друг к другу?! — готов был закричать он во весь голос…
Была весна. Буйно цвели деревья, благоухали розы, радостно щебетали птицы. Жизнь продолжалась. А в душной палате умирала девушка, сердце которой коснулось самое возвышенное чувство на земле — ЛЮБОВЬ.
Любовь — не понятая и осмеянная людьми.
P.S. Этот случай произошел в Узбекистане. Я в то время работала в обкоме партии. В те годы в среднеазиатских республиках нередки были случаи самосожжения среди женщин. Каждый случай очень тщательно изучался, принимались меры по недопущению трагедий. Я участвовала в рассмотрении вышеописанного случая. Виновные, черствые и бездушные люди, понесли заслуженное наказание за смерть девушки.
