Как-то засиделась я допоздна у подружки. Почирикали с ней о том, о сем, а за окном уже темень. Я занервничала, а подруга только смеется над моими страхами:
— Не боись… Что им, шпане-то с тебя взять? Им побогаче подавай!
Спасибо, успокоила. Подхватив сумки, я ступила в ночь. Иду по освещенным улицам, тороплюсь. Мысленно благодарю работников электросети за щедрый свет. Несу туго набитые сумки — по пути в магазин заглянула.
Тяжело, пыхчу, тащу, но не останавливаюсь. Ведь столько всяких страстей рассказывают про наш город, случаи вечером… Жутко. Вот и бегу быстрее, чтобы ни одной живой души не встретить. Страшно, хоть и освещено вокруг. Вдруг…ой, даже сердце громче застучало. Впереди мужчина огромного роста показался. Идет навстречу. И я иду. А куда же мне деваться, мне домой надо.
Он дорогу преграждает. Плечи широкие, спортом, видно занимается. Ноги расставил, руки держит в кармане. Лицо скуластое, под глазом синяк внушительный, губы такие слюнявые…Сама дрожу, а все сумела разглядеть! Я ему растерянно говорю, слегка заикаясь:
— З-з-здрас-сте… Вам что- то надо? – спрашиваю участливо.
Он захохотал. Простуженным голосом в ответ:
— Ага. Догадливая… Надо. Снимай золотишко, живо и без истерик …деньги давай, а не то… — и выразительно пошевелил рукой в кармане.
Я туда – сюда оглянулась: сумки ставить некуда! От страха голос потеряла. Что-то лепечу. А потом подумала: « Ну, что же я, глупая, испугалась. Он же человек тоже. Нуждается, видно, очень в деньгах, вот и вышел на большую дорогу. У него, наверное, и жены нет. Несчастный он, одинокий. Может, есть хочет? А ты ( я то есть) тащишь набитые сумки и жаль с человеком поделиться? Какой- никакой, хоть и с синяком – а человек все же. Избили, наверное? Может, и больной? Так мне жалко его стало, осмелела даже и говорю:
— Слушай сюда, паря, — как перешла на его жаргон даже не заметила, — подержи сумки – то. Видишь, руки заняты, а кошелек у меня в кармане.
Быстро сунула ему в руки сумки. Он даже растерялся от такого оборота дела. Инициатива уже была в моих руках. Приговариваю: «Если бы знала, что ты встретишься и тебе деньги нужны- побольше взяла бы. Зашла вот в магазин, купила того- другого и вот только 500 рублей осталось. Тебе хватит? Если нет, то пойдем ко мне домой, я здесь недалеко отсюда живу, еще 2 тысячи рублей есть»…
— Нужны мне больно твои гроши…
— Нет, слушай, — продолжаю, — могу тебе сережки отдать, они сейчас дорого стоят. Ты их продать можешь, себе пальто купишь… твое-то совсем тонкое… Небось, замерз?
Говорю, а сама сережки снимаю. Они у меня легко отстегиваются. Протянула раскрытую ладонь с рубиновыми серьгами.
Он смотрел, смотрел на мою ладонь, и взгляд его становился все теплее… Наверное, от рубина…
Изменившимся, несколько растерянным и грустным голосом говорит:
— Одень… Ты что подумала про меня?
— Да, бери- бери, что ты, бери. У меня еще бирюзовые есть. К чему мне столько, а тебе надо, бери.
— Надень! — строго прикрикнул он. – Не зли меня, пока я подобрел…
Я быстро надела сережки и смотрю на него в растерянности.
А он вдруг смущенно так говорит:
— Давай провожу, что ли… Как с такими тяжелыми сумками дойдешь, да и поздно ведь уже. Тут полно всякой швали, а ты одна ходишь. Вот накостылять бы твоему мужу, чтобы не пущал…
Подхватил две мои сумки, как пушинки, и вперед. Я – за ним.
Шагает широко, несколько вразвалку. Есть такая примета: если человек ходит так, он добр по натуре. Природа, значит, наградила его добротой, да, видно жизнь так повернулась, жестокая, что остались только озлобление и ненависть. А фигура жалкая, беззащитная, хоть и большая… Мало слышал, наверное, в своей жизни ласковых, добрых слов. Вот и ежится, холодно ему среди людей. Взглянули бы окружающие на него по- другому, поняли бы, как ему тяжело и одиноко, как хочется тепла, нежности, счастья. Эх, жизнь, жизнь! Что делаешь порой с человеком! Вот и сейчас уйдет опять один, в ночь.
— Расскажи что- нибудь о себе, — робко прошу его. А у самой все холодеет внутри: а вдруг прибьет?
— А не испугаешься?- спрашивает. — Я ведь из тюрьмы вышел недавно. Посадили за убийство… Я раньше сильный был, приемы знал, со мной и вдесятером не справиться было. Позвал однажды друг: пойдем, мол, припугнем одного, выпендриваться больно стал. Пошли. Я его один раз стукнул, он обмяк, упал. Друг набросился на него и давай пинать, топтать. Я говорю: « Пошли — лежачего не бьют!». Но он как с цепи сорвался. Ушли домой, думали, только побили, а вышло, что убили… Друг быстро от всего открутился, все на меня свалил. На девять лет посадили. Вернулся – жена за другого замуж вышла, работы нет, жилья нет, денег нет. А жрать охота… Спиваюсь. Выпью, как будто и жизнь другими красками играет… Вот деньги выпрашиваю у прохожих, вроде тебя. Ну, такую чудную впервые встретил. Ты что? Всегда готова: вот так просто свое отдать?
— Как зовут-то тебя? – спросила я.
— Михаилом звали. А кореши Медведем кликали.
— Хорошее имя –то у тебя, святое, церковное. Может, и не послушаешь меня – случайно встретились и разойдемся. Но хочу сказать: не впадай в уныние. Жизнь еще не кончена. Ты много потерял из-за одной ошибки, но многое еще можно обрести. Начни все снова, без обиды на Бога и судьбу. Оставь озлобление, ненависть, распахни душу людям. Все дается от Бога. Значит, начертано было тебе такое испытание.
Он удивленно присвистнул:
— Ты что, в церкви служишь?
— Да нет, через себя пропущено… ну вот и пришли. Спасибо, что не обидел, помог. –
Я протянула ему руку. Он с некоторой заминкой, медленно подал свою, большую, шершавую.
— Не испугалась, значит, моего рассказа? А ведь многие нас, отсидевших, за людей не считают…А знала бы ты, сколько народу сидит в тюрьмах зазря. Эх, да что там говорить! Всех нас перекрутила жизнь. Ни до кого нет дела. Мне хорошо и ладно, а ты — хоть подыхай! Мы никому не нужны: ни людям, ни государству…
Он замолчал.
— Михаил, возьми, только не отказывайся, ладно? Здесь колбаса, булочки свежие, — зачастила я, вкладывая свертки в его руки.
— Хорошая ты… Только мало таких. Все больше жадных да злых. Если моя помощь нужна будет, от какой шпаны, позови, я приду…
Нервно дернулась его щека. Мне показалось, что глаза его повлажнели.
— Михаил, я знаю – у тебя будет все хорошо! Будь сильным.
Я медленно пошла к дому, часто оборачиваясь. А он все стоял неподвижно, прижимая к груди свертки…
